Выбирать не только между конкретными вузами, но и между типами вузов – это вполне естественно. Относительно уверенно абитуриенты рассуждают о престижных и непрестижных, о технических и гуманитарных, о государственных и негосударственных вузах. Между тем при выборе будущей альма-матер имеет смысл думать еще и о том, по какой модели она работает – и какой образовательный результат в связи с этим ждет ее студента.
Экскурс в историю
Разговоры о моделях университетов разгорелись в XIX веке в связи с противопоставлением их французской (наполеоновской) и немецкой (университета Гумбольдта) моделей. Соответственно, одна из них более строгая, авторитарная, четкая, прагматичная – а другая более демократичная, диалогичная, исследовательская.
Также понятно, что какие бы то ни было университеты с долгой историей – Оксфордский (1117 г.), Болонский (1158 г.), Парижский (1215 г.) и другие – не избежали влияния церковных и государственных структур. И если церковь со временем передала звание средоточия науки самим вузам, где распространялись всё более светские настроения, то взаимодействие государства и вузов никуда не ушло. Сегодня модели высшего образования во многом определяются относительно именно этого обстоятельства.
Кстати, как выбирать из многочисленных обстоятельств жизни именитых университетов те события и отношения, которые можно счесть существенным признаком для университетской структуры особого типа, то есть для модели?
Если начало Кембриджскому университету положило бегство части студентов и профессуры из Оксфорда, то это, конечно же, не значит, что любой вуз, образовавшийся методом почкования – будь то Физтех или ММА имени И. М. Сеченова, – работает по «кембриджской модели».
Если Будапештский университет экономики и технологии был первым политехническим вузом, это не значит, что каждый политехнический вуз копирует именно его устройство и что политехнический вуз – это такая модель вуза.
А вот отношение вуза к государству, науке и карьере человека действительно гораздо более важно. Ведь всё это вопросы мировоззрения. Так, бравых исполнителей и творцов-первооткрывателей призваны воспитывать учебные заведения, скорее всего, не одной и той же модели. Деятельный патриотизм и профессионализм международного уровня, способные сочетаться в одном и том же человеке независимо от его диплома, тем не менее могут быть разнесены по разным университетским моделям.
Какие модели есть сегодня
Модель университета мирового класса. Речь идет о крупном, успешном и остросовременном вузе. Неважно, насколько он привлекателен для абитуриентов. Важно, что государство может им гордиться и с его помощью оно быстрее строит так называемую знаниевую экономику. У такого университета могут быть вуз-предшественник или вузы-предшественники, как в России, Казахстане или Индии, – однако он может быть создан и с нуля, как несколько «университетов наук и технологий» в Пакистане. Университетов мирового класса может планироваться принципиально мало, как у нас в стране, – но вузов этого уровня может быть и 100, как то предполагается сделать в Китае.
Это не просто вуз. Это амбициозный проект.
Но есть и то, чего этот мегапроект не учитывает. Пожалуй, здесь студенту трудновато будет прислушаться к себе, к своим неповторимым образовательным потребностям, хотя учебно-карьерные возможности ему предложат очень хорошие.
Элитарная модель. Вуз, работающий по этой модели, академически интересен абитуриентам-интеллектуалам. Здесь праздник мысли.
А вот принадлежит ли к такой модели вуз, в котором действует сильный кружок интеллектуалов, зато основная масса студентов прогуливает и списывает, еще вопрос.
Даже если вуз действительно элитарен, обратите внимание на потенциально «слабое звено» в его структуре – практику. Куда вам податься с вашей интеллектуальной мощью? Что вы придумаете, что изобретете, чтобы ее реализовать?
Массовая модель. Это модель для массового потребителя высшего образования. Оно может быть платным или бесплатным – но ничего большего, чем понятные для такого потребителя категории – престижные специальности, востребованность выпускников на местном рынке труда и в локальной экономике страны, – вуз не предлагает. Это вуз-реалист. Это вуз, играющий по законам рынка. Кстати, там может быть неплохая социальная инфраструктура – потому что так удобно клиентам, то есть студентам.
Впрочем, на недавнем съезде ректоров ректор МГУ Виктор Садовничий, говоря о моделях университетов, предостерег от взгляда на образование как на услугу, а на ректора – как на менеджера.
Двухуровневая модель. Система «бакалавриат + магистратура» является университетской моделью там, где к ней привыкли и считают ее естественной, где она входит в мировоззрение студента, и где студент может предвидеть интересные образовательные результаты в связи с бакалавриатом либо магистратурой. Если же она в новинку, то пока это набор формальностей, к которым просто приходится приспосабливаться.
Здесь очевидно, что бакалавру, выбирающему магистратуру нового для себя профиля, нужно особенно пристально следить за логикой своего образования, чтобы важный учебный предмет или ряд предметов просто не выпал из поля его зрения.
А абитуриенту, выбирающему пока только бакалавриат, неплохо бы поинтересоваться, каков процент студентов магистратуры и аспирантов от общего числа учащихся в вузе. В известных зарубежных вузах это большой процент. Стэнфордский университет – 64%, Массачусетский технологический институт – 60%, Гарвард – 59%, Пекинский университет – 53%, Лондонская школа экономики – 51%. В российских университетах эти цифры в несколько раз ниже, так что для тех или иных выводов нужно сравнивать данные по нескольким отечественным вузам.
Модель сетевого взаимодействия. Имеется в виду объединение вузов в систему, когда вуз, ранее бывший вполне самостоятельной единицей, начинает восприниматься как одна из ее ячеек. А сети из таких ячеек бывают самыми разными, и сами ячейки тоже.
Если это Университет Шанхайской организации сотрудничества, сеть связывает вузы Киргизии, Китая, Таджикистана и Узбекистана с 16-ю российскими вузами – ИТМО, ЛЭТИ и прочими. И взаимодействие между ее ячейками будет осуществляться через головные вузы ШОС в каждой из этих стран.
Если это университет из Утрехтской сети, то это европейский университет, организующий летние школы для других вузов Европы и присваивающий степени студентам этих вузов.
Если это вуз из сети Top Industrial Managers for Europe, то это один из более чем пятидесяти европейских технических вузов, студенты каждого из которых могут получать образование в двух и более институтах соответствующего профиля и становиться обладателями двойных дипломов. Впрочем, в сеть входят также вузы из Азии и Америки.
Если это вуз-участник программы Erasmus Mundus, то он может принять в своей магистратуре студента из подобного ему зарубежного вуза.
В будущем прогнозируется значительное увеличение доли подобных схем обучения. С точки зрения их явных плюсов, они ненавязчиво дают возможность сравнить различия в устройстве любых двух вузов-партнеров – и получить представление о том, что не все высшие учебные заведения одинаковы по своему строению. С точки зрения возможных минусов, эти схемы обучения подвергают своих участников риску и впредь ходить в чужой монастырь со своим уставом. Ведь после вуза, в реалиях карьеры, эта система уже не работает – или работает в усеченном варианте как разбежавшееся по миру сообщество выпускников.
Виртуальная модель университета. Всё больше реальных, известных университетов открывают учебные программы в масштабном виртуальном проекте Second Life – в многопользовательской онлайн-игре, представляющей собой трехмерный виртуальный мир. Там обосновались и Оксфорд, и университет Лидса, и Эдинбургский университет, и Гарвард, и Принстон, и Массачусетский технологический институт, и Стокгольмская школа экономики, и Католический университет Рио-де-Жанейро. Там же есть и менее известные нам вузы – допустим, вузы Перу, Кореи.
Модель с сильным фильтром на входе. Сегодня это противовес болонской тенденции. В России таковы вузы, имеющие право принимать собственные вступительные экзамены. Также эта модель есть, например, и во Франции — стране, славной относительно свободным приемом в государственные университеты. Ведь во французские высшие школы так просто, как в Сорбонну, не попасть.
Впрочем, если ориентироваться на советский ХХ век, то речь идет не о какой-то особой модели, а о самом обычном вузе. Это вуз, набравший по результатам экзаменов сильных студентов, сильный своими студентами – и призывающий их тем самым обратить внимание и далее рассчитывать на собственный интеллектуальный потенциал.
Академия. Еще одна традиционная модель. Из недавних новостей об академиях: они не допускались на конкурс научно-исследовательских университетов, поскольку формально университетами не являются. А ведь среди них есть объективно сильные вузы!
Кстати, сегодня в академиях-то и не говорят о неких «моделях академий» – это именно университеты заняты осмыслением своего устройства и его конструированием.
Громкие термины
В идеале абитуриент определяет модель интересующего его вуза самостоятельно. Однако и сотрудники вузов не прочь поиграть в определения.
Так, в 2004 году в Тюмени прошла Всероссийская научно-практическая конференция, на которой обсуждался уровень физподготовки в вузах – и рассматривалась некая модель университета здорового образа жизни. Дело хорошее – однако эти теоретизирования не получили широкой популярности, несмотря на то, что сегодня в вузах России проходят многочисленные спортивные соревнования, а студентов пугают проверками на наркотики.
В связи с российскими федеральными университетами и национальными исследовательскими университетами говорят о модели исследовательского университета инновационно-предпринимательского типа. Запоминать столь сложное название не имеет смысла, поскольку фактически речь идет о наукоемком бизнесе государственного масштаба (просто нужно видеть, насколько сильна здесь наука, насколько интересен бизнес и насколько всё это поддерживается государством). А это и есть заявка на то, чтобы создать рассмотренный выше университет мирового класса – в разных странах такие вузы представляют себе по-разному.
Если тот или иной вуз пока лишь ищет обоснования для того, чтобы добиться желаемого статуса, в его программных заявлениях тоже нетрудно встретить рассуждения о той или иной модели – да хоть о модели университета оксфордского типа! Верить на слово здесь не нужно. Заглянем в историю Оксфорда, узнаем также, какова его структура сегодня, – и если мы действительно увидим в российском вузе, набивающемся к нему в аналоги, крупный научно-исследовательский университетский центр, значит, туда можно поступать.
Российская модель университета: существует ли такая?
На одном из Всероссийских съездов ректоров Владимир Путин напомнил, что «в России выросла и состоялась своя система, свои модели образования». Действительно, классическое российское высшее образование нельзя полностью отнести ни к немецкой, ни к французской моделям. Да и отличительные его признаки выделить достаточно трудно: аналоги можно постараться найти и в образовательных системах других стран в тот или иной исторический период, тем более что университетская культура в России не настолько старая, как в Марокко, Италии или Великобритании. Другое дело, что, когда говорят о сильных отечественных университетах XIX–ХХ веков, легко представить себе в виде образа, о чем идет речь. Российская академия образования в качестве перспективнейшей для нашей страны в XXI веке считает культуроцентристскую модель университета, и это тоже вполне представимо, хотя и заслуживает отдельного большого разговора. Так что, выбирая вуз в России, стоит смотреть, насколько в этом вузе умеют беречь наши лучшие культурные традиции.